Прутский поход [СИ] - Герман Иванович Романов

— Двадцать полков пехоты тебе дам, сколько и обещал твоему брату Дмитрию — все честь по чести. И десять полков драгун прибавлю, к тем моим батальонам и эскадронам, что в твоем войске имеются. Ты как намерен османов встречать, Стефан?

— У «фокшанских ворот», Петр Алексеевич, на позициях на реке Рымник, что с гор карпатских течет и в Серет спускается. Местность удобная, ополчение мы туда отправили — шанцы и редуты уже возводят, пушки ставим. Нельзя давать там конным сипахам развернутся, их в обороне встречать нужно, не давать через реку переправляться. У нас ведь ратники пока худые, «регулярства» не ведают, вот пехотными полками твоими подкрепим. А драгун с нашей конницей в резерве держать будем, и чуть-что сикурсом направлять туда, где турки переправляться удумают.

— Хм, вижу продумал все — места знакомы тебе, опыт воеводский имеешь. Если войска свои тебе вручу — в растрату напрасную не дашь?

— Не дам, Петр Алексеевич, — Стефан с удивлением посмотрел на царя — такого решения от него не ожидал. — Но я думал, что ты сам командовать полками будешь, и сражение османам дашь.

— Пустое, за славой не гонюсь, — отмахнулся самодержец, и нахмурился. Потом медленно произнес, мысли затаенные выкладывая:

— Сам супротив крымского хана Девлет Гирея с войсками пойду. Потому драгун половину себе возьму, войска потребны, раз Крым решил брать. Надо кончать с этой язвой, от которой одни напасти! Они зимой этой похвалялись что не только до Киева, до Москвы дойдут, как при царях прежних порой бывало. Дань от меня потребовали как в старину, в гордыне своей пребывая! Но что ж — теперь им урок добрый дать надобно!

Голос Петра Алексеевича стал настолько жестким, что даже видавшего виды Стефана проняло до глубины души. Теперь он осознал, почему царь столь жестоко к очаковской орде отнесся — спаслись те, кто успел за Днепр на восточную сторону перебраться, под защиту Девлет Гирея. А вот остальным резню устроили без всякой жалости, причем не сколько русские драгуны, а казаки под началом Самуся и гетмана Скоропадского. Молдаване и запорожцы тоже участвовали в побоище, но намного меньше — главная война шла с оставшимися в Буджаке татарами. Последние попросту бежали целыми кочевьями в Добруджу, охваченные жутким страхом. Ведь остались без защиты ушедшей на левый берег Днепра орды, а рассчитывать на жалость молдован, что двести лет терпели насилие с их стороны, как-то не приходилось. Так что оставили все в кочевьях, от скота до дряхлых стариков, и невольников перебить не успели. Теперь молдаванам, устроившим повсеместное истребление османам, на милость султана рассчитывать не приходилось — борьба будет долгая и кровавая.

И чем она закончится — бог знает!

— Фельдмаршал Шереметьев полки на Перекоп поведет, а я инфантерию на корабли десантом посажу, и со всем Азовским флотом на Керчь отправлюсь. Крепость эту брать надобно, а затем Кафу и города крымские. И бить накрепко, до полного истребления, пока османы с визирем на Дунае борьбой с тобой будут заняты.

Глаза Петра недобро блеснули, в них ледяным крошевом застыла жестокость, даже кровожадность. По щеке пробежал нервный тик, и Стефан испугался — как бы не случился с царем припадок, который видели многие, оставив описания. Но ничего, царь справился с охватившим его волнением, голос снова стал ровным и нарочито негромким. Однако было видно, что нелегко дается это напускное спокойствие.

— Флот у османов с моим почти равный по числу вымпелов, но пушек на турецких кораблях больше. Вот потому и нужен мне «греческий огонь», и ты мне его дашь.

Это был не вопрос или просьба, а утверждение, и Стефан немедленно мотнул головой, соглашаясь, и негромко произнес:

— Несколько бочек отдам, Петр Алексеевич — это все, что у меня пока есть. Но мастера постоянно трудятся, и еще будем в Таганрог бочонки отправлять по мере готовности. Нужно только пустотелые бомбы заполнить смесью — она густая и вязкая, и вставить запальную трубку. В ствол перед выстрелом так вкладывать, чтобы огонь от сгорания пороха воспламенил запал. Если удачно попасть с дистанции до двухсот саженей, то туркам станет весело, особенно если бомба внутри корпуса разгорится — эту дьявольскую смесь практически ничем не потушишь. А если она по палубе разольется, особенно внутри корабельного корпуса — вся команда в пожаре сгорит, если за борт не успеют попрыгать.

— Это хорошо, — буркнул Петр, и внимательно посмотрел на Стефана. Тот правильно понял взгляд.

— Состав в тайне хранится, никто его не выведает. Где делают и из чего — за любопытство смерть на колу положена, и язык с ушами урежут. Как горит эта смесь — ты сам видел.

— Потому и попросил ее у тебя. А теперь послушай, есть у меня к тебе одно предложение, которое тебе по душе придется!

Петр неожиданно фыркнул, и улыбнулся весьма добродушно. И заговорил, а у Стефана от удивления чуть ли глаза не вылезли и рот распахнулся бы на всю ширь, если бы не сдержался.

— Племянницу мою любимую Катерину за тебя замуж решил я отдать, породниться нам с тобою надо. В приданое за ней дам земли орды очаковской, мною захваченные, от Днестра до Буга. А ладно, бери и косу Кинбурнскую впридачу. Так что твоя Бессарабия вдвое больше станет, если не втрое. А земли эти твоим наследникам токмо принадлежать будут, а не брату твоему, царю молдавскому! И только они вправе ими распоряжаться, а ежели кто посягнет на вотчину твою, турки ли, ляхи — сикурс окажу, и полки двину на помощь.

Стефан чуть ли не ошалел от услышанного — царь давал «гарантию» по доброй воле, причем «железобетонную», образно выражаясь. А такое многого стоило — Петр Алексеевич от слова своего не отступался. Перед взглядом появилась немецкая карта, какую недавно рассматривал — владения выглядели более чем солидными, грех от такого подарка отказываться.

Действительно, прав классик в своем знаменитом романе. Истину в книге написал, что у сильных мира сего нельзя ничего просить. Придет момент, так сами дадут, и еще попросят взять.

— Ты не сомневайся, Стефан — царевна в девках сидит, смышленая, языкам и манерам обучена немчинами и французом. Так что знатной и достойной супругой тебе будет. Да и Очаков много чего стоит, и земли обширные только тебе принадлежать будут. Да, вот еще — за пленение короля Карла жалую тебе, брат мой, кавалерию Андреевскую, и чин генерал-аншефа к нему. А также командующим моими войсками назначаю, а помощником твоим в делах будет фельдмаршал Меншиков.

Стефан на какое-то время потерял дар речи — царь действительно осыпал его наградами. Но и проблемы появлялись нешуточные…

***

Владения очаковской орды в северо-западном Причерноморье. Как видно, почти вся современная Одесская область и значительная часть Николаевской. Но в те времена пустынная степь с немногими кочевьями, городов совсем нет, да и орда была самая малочисленная.

— Петр Алексеевич, как только прекратится война за испанское наследство, в войну на Балтике вмешаются великие державы, и в первую очередь Англия с Голландией. И постараются сделать все, чтобы господа шведы, если оные потерпят поражение, не проиграли. Или, по крайней мере, сведут их потери к минимуму. Не стоит этому удивляться — это политика, а торговые державы заинтересованы в том, чтобы любые их потенциальные противники потерпели убытки и стали гораздо слабее, чтобы поддаться диктату и принять их условия. А линейные корабли о семидесяти пушках внушительные довод для слов дипломатов.

— Это так и обстоит, — усмехнулся Петр, — датчане потому и отказались с их кораблей взымать зундскую пошлину, и мир с Карлом подписали одиннадцать лет тому назад, когда объединенная эскадра к Копенгагену подошла. И османам сейчас тайно помогают…

Улыбка у царя вышла кривой, глаза недобро сверкнули. Это был уже не наивный юноша, что после победного Азовского похода посетил с «Великим Посольством» европейские страны. Взгляд Петра неожиданно стал отстраненным, он обвел им комнату, уставился в окно, затем круглые навыкате глаза впились в Стефана.

— Послухи сказывали мне, что ты из оружия неведомого побил смертью шведов и янычар с сипахами многих здесь в крепости. Хочу на оное своими очами взглянуть. Не опасайся — не отберу.

Царь положил перед